Фредерик Дар - Глаза,чтобы плакать [По моей могиле кто-то ходил. Человек с улицы. С моей-то рожей. Глаза, чтобы плакать. Хлеб могильщиков]
— Идея побега пришла ему в голову?
— О, нет! Мне.
— Хорошо. Объясни… Давай же, солнышко, сделай усилие. Ты же слышала, что сказал Паоло: уже десять минут восьмого.
Лиза вздрогнула: упоминание о времени испугало ее.
— Ну и что? — тоскливо спросила она.
— А то: время поджимает, рассказывай!
Инстинкт молодой женщины предупредил ее о неожиданной угрозе. Франк решился на страшный поступок: она прочла это в его голубых и чистых — как будто пустых — глазах.
— Франк, почему ты говоришь, что время поджимает?
Вместо ответа он улыбнулся.
— Ты спросила его, согласится ли он помочь тебе организовать мой побег?
Она кивнула.
— А что он ответил?
— Сначала он сказал, что это безумие, что побег невозможен.
— Но затем он согласился!
— Он сказал, что дело может удасться только в том случае, если мне помогут квалифицированные специалисты. И тогда он направил меня к Бергхаму. Ты слышал о нем?
Франк покачал головой:
— Ты же знаешь, что я никогда не посещаю своих коллег! — сыронизировал он. — Продолжай!
— Я встретилась с Бергхамом, и он назначил цену.
— Когда это было?
— Около года тому назад. Но он должен был ждать, когда представится удобный случай, поэтому дело так затянулось.
— А ты?
— Что — я?
— Ты по-прежнему продолжала видеться с Гесслером в течение этого времени?
— А почему бы мне было не видеться с ним?
— Ты спала с ним?
Этот вопрос мучил его с самого начала; все эти долгие подходы, вступления служили Франку только для того, чтобы задать именно этот вопрос. Лиза подумала, что, без сомнения, теперь дело пойдет на лад. Ей была знакома ревность Франка. Раньше, когда они ходили в ресторан или в театр, стоило какому-нибудь мужчине слишком пристально посмотреть на нее, как Франк устраивал скандал, награждал пощечинами этого смельчака или заставлял Лизу возвращаться домой. Она умела успокаивать его, доказывать ему всю глупость его подозрений; только для этого требовалось время, слова, клятвы…
— Эй, отвечай: ты спала с ним?
— Нет.
— Ты можешь поклясться?
— Ну да, Франк, я клянусь тебе! — с жаром воскликнула она в каком-то порыве. — Как ты мог даже подумать об этом? Гесслер и я… Нет, глупость какая-то.
— Ты клянешься нами обоими?
Лиза довольно медленно — чтобы показать ему, что отвечает после серьезных размышлений — кивнула. Этим жестом она хотела убедить его.
— Клянусь нами обоими, да, мой дорогой.
Он принялся тереть большим пальцем металлическую пуговицу на своей форме, чтобы она заблестела.
— Значит, он из голубых?
Что же за мерзкое желание заставляло его страдать самого и причинять муки другому?
— Этот тип, должно быть, чертовски влюблен в тебя, — продолжал Франк. — Знаешь, я это давно понял. Когда он произносил твое имя в комнате для свиданий, он сразу бледнел и умирал прямо на глазах. Впервые встречаю адвоката, не умеющего врать.
Где-то вдалеке завыла полицейская сирена, и Лиза бросилась к стеклянной двери. Варнер подошел к ней. Происходящее совсем не интересовало Франка. Он сидел согнувшись, сжав руки между коленями, глядя на разбросанные телефонные аппараты, похожие на загадочных животных. Их действительное назначение как бы исчезло. Франк почувствовал себя таким же ненужным, как и эти нелепые телефоны.
Звук сирены стал четче, громче, прозвучал прямо рядом со складом, затем унесся вдаль. Часто моргая толстыми веками, со слегка напряженным лицом, вновь появился Паоло.
— Эй, Франк! — позвал он. — Кажется, Начинается шухер.
— Я слышал, — спокойно ответил беглец. — Не дергайся, они ищут фургон и пока не найдут его, мы будем сидеть тихонько, как мышки.
— Ты так считаешь?
Франк раздраженно взглянул на своего верного компаньона.
— Знаешь, Паоло, а ведь ты стареешь, — сказал он презрительно.
Паоло укусил себя за губу. Он не одобрял недостаточно почтительного отношения к собственной персоне.
— Приведи Гесслера! — приказал Франк.
Паоло покорно поплелся вниз.
— Как он ведет себя? — спросил Франк, прежде чем его приятель успел скрыться.
— Очень хорошо, — подтвердил человечек. — Он спокойно сидит на бочке с треской. Если бы ты видел его, то дал бы ему конфетку!
— Очень хорошо, приведи его.
— Что ты собираешься делать с ним? — спросила Лиза.
— Ты боишься за него?
Она прижалась пылающим лбом к стеклу.
— По нашей милости он уже стал соучастником тройного убийства: мне кажется, что это уже слишком.
* * *Семеня мелкими шажками, с виноватым лицом обвиняемого, появился Гесслер в окружении Паоло и Фредди.
— Хо! Камарад, — позвал Фредди, подходя к Варнеру, — тебя зовет твой дружок.
Варнер бросил газету и вышел.
— Они должны подготовить кран для погрузки, — пояснил Фредди Франку.
Тот, казалось, не слыша его, спросил Лизу, не спуская глаз с Гесслера:
— Значит, твоя подружка Мадлен сказала тебе, что любить такого типа, как я, — безумие?
— Да, — решительно ответила молодая женщина, поворачиваясь в свою очередь в сторону адвоката.
— Я ведь с самого начала предупреждал тебя, помнишь?
— Да, Франк, ты прав, ты предупреждал меня.
Казалось, беглецу удалось вырваться из сладких чар своего мрачного наслаждения.
— Хорошо, спустись-ка на минуточку на склад, Лиза. А Паоло и Фредди составят тебе компанию.
— Ты знаешь, что легавые засуетились? — предупредил Паоло.
— Наверное, они сейчас разнюхивают в туннеле, — добавил Фредди.
— Да пусть разнюхивают! — нетерпеливо взорвался Франк. — Вы оставите нас в покое?
Лиза не пошевелилась. Жалобным голоском она попросила:
— Франк…
— Только на несколько минут, — ответил молодой человек, избегая ее взгляда.
Лиза быстро посмотрела на Гесслера, но адвокат не заметил этого. Когда Лиза и мужчины вышли, он взял стул, уселся на него, скрестил ноги и положил руки на колени.
— Пришла моя очередь? — спросил Гесслер.
— Почему вы так решили? — проворчал Франк.
— Потому что я разбираюсь в допросах. Всегда один и тот же механизм: подозреваемых вначале допрашивают раздельно, а затем их сводят вместе. Что вы хотите узнать?
Франк уселся за стол, оперся о него локтями и положил подбородок на руки.
— А вы тоже, Гесслер, считаете, что ошибка женщины любить такого мужчину, как я?
— Женщина никогда не ошибается, любя того, кого она любит, — серьезно и убежденно ответил адвокат.
— Вы считаете, что тип, вроде меня, может сделать счастливой такую женщину, как Лиза?
— Какое это имеет значение? — спросил Гесслер. — Что еще?
Этот ответ не удовлетворил Франка. Ему не нравились ни спокойствие его собеседника, ни его презрительный тон. Молодой человек взял со стола один из телефонных аппаратов и изо всех сил запустил его в другой конец комнаты. Телефон разбился о железную опору. Гесслер не моргнул и глазом. Только улыбнулся еще более иронично.
— Почему вы вернулись сюда, утверждая, что полиция перегородила туннель?
— Чтобы избежать естественного искушения, — ответил Гесслер, — предупредить власти, что в данный момент три охранника умирают в затопленном фургоне.
— Это все?
— Мне также нужно было удостовериться, что все пройдет гладко до прихода вашего корабля.
— Все это — совершенный парадокс, — возразил Франк, желчно улыбаясь. — Просто-напросто вы вернулись из-за нее. Правда или нет?
— Правда, — признался Гесслер.
— Вы любите ее?
Адвокат не колебался ни секунды.
— Я люблю ее.
Простота, с которой было сделано это признание, разочаровала беглеца. Он замолчал, храня при этом полнейшее спокойствие.
— Уже давно? — с робостью спросил Франк.
— Не знаю.
Франк меланхолично кивнул.
— Мой отец был архитектором, — помолчав, сказал он. — Иногда по четвергам он брал меня на стройку и оставлял в машине, а я скучал. Тогда, чтобы убить время, я начинал считать. Я заключал сам с собой пари. Например, я думал: «Когда дойду до двухсот пятидесяти, он вернется». Однажды я досчитал до шестисот тридцати. Вы мне не верите?
Гесслер сделал уклончивый жест. Эта тирада, выпадавшая из общего контекста, заинтриговала его.
— А в другой раз, — продолжал Франк, — я заснул на трех тысячах. Папа умер от эмболии, споря со своими подрядчиками. Меня в суматохе забыли в машине. Видите ли, уважаемый мэтр, с тех пор я ненавижу цифры. Интересно, не правда ли?
Казалось, Франк пробудился после глубокого сна. Он бросил на адвоката растерянный взгляд внезапно разбуженного человека.
— Ну что же, — сказал он, — вы хотели подробностей о моем детстве и юности…
— Не то время, — возразил Гесслер.